Валяев Сергей - Скорпион
Сергей ВАЛЯЕВ
СКОРПИОН
Дневник профессионала
1. Профессия - одиночество, год 1982
Я живу на последнем этаже высотного дома и, когда просыпаюсь, то
ничего не вижу, кроме неба. Сейчас вижу: скользят сырые облака к югу, к
теплу, сея мелкую прощальную морось.
Мне бы сейчас остаться одному, да не терплю одиночества, поэтому рядом
со мной женщина. Она хорошо усвоила, что в её теле нуждаются. Ее нельзя за
это осуждать. Однако вот незадача: она храпит. Когда женщина храпит -
улетучиваются последние иллюзии. И нет возможности побыть с самим собой.
Ты чувствуешь, как с кровью закипает ненависть к этому храпящему
существу, и ненавидишь его до такой степени, что, кажется, ещё минута - и
удушишь подушкой. Но, во-первых, для этого нужно определенные физические
усилия; во-вторых, куда девать труп?
Проще сказать утром: ты знаешь, родная, ты знаешь, боюсь мы больше не
встретимся, как жаль, как жаль... Почему, родной?
Я не отвечу. Я пожалею ее; не говорить же о её существенном
недостатке. Женщина сама должна знать о своих достоинствах. А если женщина
знает, что храпит во сне, почему же она тогда спит? Наверное, считает,
будто я настолько счастлив с ней, что выдержу и звериные рулады.
Что делать? Нет мира на земле - с женщинами, нет жизни нигде - без
них. Что же делать? Я толкаю очередную любимую в бок и заставляю
перевернуться. Она скулит, и наступает тишина.
Теперь можно побыть одному. Тем более моя профессия - одиночество.
Побыть одному и поразмышлять о жизни тех, кто сейчас сладко дрыхнет и
думать не думает, что за ними ведут наблюдение, кто живет в свое
удовольствие и думать не думает платить за него.
Когда доктор вытащил из моего легкого пулю, он сказал, что, если я
думаю ещё пожить.... Жить?
Его жена, известная опереточная солистка Жужу, подтвердила: её мужу
надо верить, он в медицине светило. Впрочем, дело не в ней, а в её
замечательном супруге, мировом светиле, который, потрясая ветвистыми рогами
на крупном умном лбище, сказал, что, если я имею желание ещё пожить... И я
ему поверил: когда тебя прострелено легкое, то как тут не верить. И я ему
поверил, как он верил своей Жужу. И он прав: без веры жить нельзя - легко
обмануться.
А пулю в легкое подарил мне Ваня.
У Вани был папа; я всегда был при Ванином папе. Чтобы в мире не
происходило, я должен был быть при нем. Такая вот моя работа: быть при
ком-то.
Тогда папа Вани попал в категорию людей важного общегосударственного
значения; его мозг был напичкан сверхсекретной технической информацией, и
эта информация, равно как и плотский хрупкий сейф, где она хранилась,
нуждалась в охранительных мерах. От кого? Это уже другой вопрос.
Мы подружились с папой Вани. Если наши отношения можно назвать
дружбой. Мы не мешали друг другу, это главное: он занимался своим делом, я
- своим. И ещё он считал меня себе равным.
Может быть, поэтому я позволил такую бессмыслицу: пойти на оружие.
Пистолет дергался в руке у Вани.
У него был день рождения. Гости съезжались на дачу, повторим за
Поэтом. Они мне не нравились, молоденькие и некрепкие, они много пили.
Из-за чего случился скандал, не уследил, виноват; по-моему, из-за
славненькой, длинноногой побрякушки, она громко смеялась и трепыханием
своего шлюшечного перламутрового тела сводила с ума молодые неокрепшие
организмы.
Словом, Ваня-Ванечка-Ванюша обиделся на нее, на друзей, на весь белый
свет, убежал в отцовский кабинет и сообщил, что имеет потребность
стреляться.
Если хочешь стреляться - стреляйся! Но делать эт
